Сегодня на нашем ресурсе большая статья-интервью, которая состоит сразу из 3 бесед с 3 различными легендами нашего клуба. И хотя все они оставили разный след в дортмундской «Боруссии» и играли в разное совершенно время, тем не менее, их объединяет одно: они носили черно-желтую форму и при этом были искренни и честны по отношению к клубу.

К дню рождения Вестфаленштадиона – Рюдигер Абрамчик: «Лучшие друзья»

2 апреля 1974 года был официально открыт Вестфаленштадион, а относительно недавно, чуть более недели назад, самому большому стадиону Германии исполнилось 37 лет. Открыт стадион «Боруссии» был уникальной игрой – Дерби против Шальке, который был товарищеской игрой. И к Дню рождения Вестфаленштадиона неделю назад бывший игрок «Боруссии», который при этом является уроженцем Гельзенкирхена и одной из легенд Шальке, вспомнил о том времени и о своем выступлении за Дортмунд. Для тех, кто не знает, отмечу, что за «Боруссию» Абрамчик провел в общей сложности 102 матча, забив 34 мяча (время выступлений 1980 – 1983 годы).

Рюдигер Абрамчик, вы выросли в Гельзенкирхене, вышли из классической рабочей семьи, ваш отец был слесарем. Был ли он согласен с тем, что вы хотели стать футболистом?

Абрамчик: В нашей семье спорт всегда присутствовал. 1 брат занимался боксом, другой – каратэ, еще двое играли в футбол. И мой отец поддерживал нас с самого начала, он поощрял нас. Он всегда привозил нас на спортивные площадки на автомобиле. И я не могу себе припомнить, чтобы он сказал: «Парни, займитесь-ка чем-то другим». Для него это было в порядке, что я имел желание стать футболистом.

Уже в возрасте 10 лет вас открыл Берни Клодт в клубе Эрле.

Абрамчик: Я вместе с Эрле уже играл 1-2 раза против юниоров Шальке. Тогда меня тренеры пару раз спрашивали, есть ли у меня желание тренироваться вместе с Шальке.

Мечта для юноши, который растет в Гельзенкирхене.

Абрамчик: Уже в чем-то да. Но я к тому времени не очень сильно хотел идти в Шальке. Я хотел, собственно, просто играть в футбол – и было все равно, где. Но Бернд Клодт не успокаивался, расписывал мне «вкусно» Шальке, он часто подходил ко мне после игр и пояснял, что я должен улучшить и чему я мог бы научиться в Шальке. Это, конечно, были мелочи, но они имели смысл. К тому же он был чертовски приятным парнем, он излучал на меня особое очарование. Потом он встретился с моим отцом и именно после этого все это свершилось.

Вы скоро стали считаться «игроком в уличный футбол в Шальке».

Абрамчик: Глупое определение. Так как, с одной стороны, мы маленькими никогда не играли на улицах, а всегда на лугу по соседству, который был обрамлен домами рядом. С другой стороны, молодой игрок всегда сперва учится делать своим первые трюки на улице, на лугу или на подобной местности и только потом уже идет в клуб. И в этом отношении кто тогда не являлся и не является уличным игроком в футбол?

Уже в 17 лет вы провели свой первый матч Бундеслиги. Насколько вы были взволнованы стоять на одном поле с такими великими игроками Шальке, как Хельмут Кремерс, Райнер Будде или Юрген Собирай?

Абрамчик: Я вообще не нервничал, так как я еще и в 16 лет тренировался после полудня с первой командой.

Вы так же не почувствовали и никакого давления, когда пресса обозначила вас как преемника легендарного Стена Либуды?

Абрамчик: Нет, так как я сам так не считал. Стэн был совершенно другого типа игрок, был более искусный дрибблер, но он так же много играл на публику. Я, возможно, играл больше на команду.

Прежде всего, вы играли за Клауса Фишера.

Абрамчик: Когда в течение многих лет тренируешься и играешь друг с другом, то когда-нибудь понимаешь друг друга вслепую. Скорее мы стали как хорошие партнеры. Мы прекрасно подходили друг к другу: я умел делать чистые фланговые передачи, а Фишер реализовывал их в голы своей головой.

Или как при голе столетия в падении через себя.

Абрамчик: Верно. Я даже немного горжусь, что я был причастен к этому голу.

Какое было ваше отношение к Клаусу Фишеру вне игрового поля?

Абрамчик: Я и сегодня еще в хороших отношениях с ним. Иногда мы порой спорим, но никогда такого не было спора, чтоб потом мы не хотели видеть друг друга. Я могу вам сказать: Клаус – суперчеловек. И я люблю его.

Когда вы дебютировали в сборной Германии в матче против Северной Ирландии, бундестренер Дервалль был невероятно рад. Он сказал «Еще никогда ни один игрок не дебютировал так, как Аби. Он сделал фланговые передачи на 3 игры сборной вперед». Вы парили от счастья после игры?

Абрамчик: Честно говоря, соперник не было по-особенному силен. И в тот день мне действительно удалось все. И ты подаешь несколько хороших фланговых передач, из которых возникают голы – это все, конечно, дает уже большую уверенность в себе. Но слишком горд я не был. Я никогда не говорил «Ну теперь я великий!». Я был воспитан моими родителями реалистом и человеком, который всегда остается ногами на земле, и всегда им оставался.

Макс Меркель, который был тогда вашим тренером, сказал однажды «Прежде чем Абрамчик станет игроком сборной Германии, я стану певцом нью-йоркской оперы». Был ли этот дебют удовлетворением для вас?

Абрамчик: Этот человек так же говорил про меня еще много плохих вещей (смеется). Но когда я встретился с ним многие годы спустя еще раз, он извинился передо мной.

Отчего шел гнев Меркеля?

Абрамчик: Макс гораздо проще настраивался на Шальке, чем это было в конечном счете. Во многих моментах он сталкивался с командой во мнениях.

Например?

Абрамчик: Игроки не понимали его юмора. Меркель поэтому часто наталкивался на непонимание. И вскоре ветер переменился и команда восстала против него. Иногда конфронтация между командой и тренером была настолько ожесточенной, что порой бросали только пошлости в адрес друг друга.

Но он еще выставлял вашу кандидатуру.

Абрамчик: Да. К тому времени я так думал, когда он изрек ту фразу, что у нас друг с другом не будет проблем. Потом мы проиграли в Гамбурге. Меркель был невероятно зол. И он ругался со многим, юным игроком, так как думал, что я не буду защищаться. Но перед старыми игроками он еще испытывал немного страха (смеется).

В национальной сборной, вопреки блестящему дебюту, вы отыграли лишь 2 года. И на зените вашей карьеры в 1979 году наступил конец. Почему?

Абрамчик: Я однажды после игры против Мальты сказал кое-что, о чем потом сожалел. Я тогда был неопытен и юн и из меня вылетали порой слова, которые бы я лучше не знал.

Что вы тогда сказали?

Абрамчик: Я сказал тогдашнему президенту НФС Херманну Нойбергеру «Ты не имеешь никакого понятия о футболе!». Это была, конечно, большая глупость, которая со мной произошла. Это вы можете себе представить: мне было 23 года и такое я говорю в адрес президента национальной федерации футбола!

В 1980 году вы перешли в «Боруссию». Были ли это для гельзенкирхенцев удар в лицо, когда вы перешли?

Абрамчик: Нет совсем. Собственно, было так, что я вынужден был уйти. Шальке к тому времени не имел денег, поэтому он вынужден был меня продать.

Вы могли бы перейти в другой клуб.

Абрамчик: Тогда меня приглашал президент «Боруссии» Райнхард Раубалль. Мы тогда встретились и я нашел с ним достаточно хороший язык. И во второй половине дня я дал свое согласие на переход. Но вечером мне внезапно позвонил Ули Хенесс и спросил, не хотел бы я в следующем сезоне играть в Баварии.

Вы еще не подписали к тому моменту контракт в «Боруссии»?

Абрамчик: Нет. В принципе, для моей карьеры было бы лучше, если бы я отказал «Боруссии» и перешел бы в Баварию. Я бы гарантированно стал бы пару раз чемпионом. Но я дал тогда слово Раубаллю.

Вы не размышляли?

Абрамчик: Собственно, нет. Я – тот, кто держит свое слово. Даже если Хенесс и дальше пытался меня переубедить. Я никогда не сожалел о переходе в «Боруссию», я провел там 3 прекрасных года. С Райнхардом Раубаллем еще и сегодня сохраняю дружеские отношения.

Вас сразу приняли фанаты «Боруссии»?

Абрамчик: Как раз напротив. Я прошел через тяжелые месяцы, и вынужден был постоянно на тренировках и на стадионе слышать фразы в свой адрес. Первый год был действительно суровым. Удо Латтек был тогда тренером, который при этом имел свои личные проблемы. Мы играли не особенно хорошо. На второй год его сменил Бранко Зебеч, мы попали в Кубок УЕФА и я провел блестящий сезон вместе с Манфредом Бургсмюллером.

На третий год вы забили 16 голов. Для крайнего нападающего незаурядный показатель.

Абрамчик: Самое позднее именно в этом сезоне я действительно вписался в «Боруссии». И внезапно играли со мной в клубе и другие бывшие игроки Шальке. Например, Рольф Рюссманн или Юрген Собирай. Это все немного нормализовало.

Вы воспринимались в Рурских Дерби действительно как игрок? Было ли для вас Дерби «Игрой года»?

Абрамчик: Для меня такие игры были больше по значимости, чем другие. В Дортмунде ведь всегда было по 70000 зрителей на стадионе. Неважно, против Бохума ли, Дюссельдорфа или Гамбурга ли мы играли, всегда был полный стадион. Всегда была только пресса, которая перебарщивала со значимостью в Рурских Дерби.

Какое Дерби еще перед вашими глазами, как будто это произошло вчера?

Абрамчик: В сезоне 1982/83, в моем последнем в Дортмунде, мы играли в Гельзенкирхене и выиграли со счетом 2:1. Я забил тогда оба гола. Игра проходила в последней трети сезона и Шальке в силу поражения упало на 17 место. Но, конечно, я не радовался тем своим голам.

Позже вы играли в Галатасарае в Дерби против Фенербахче или же Бешикташа. Можно ли сравнить стамбульские Дерби с Рурским?

Абрамчик: Нет. В Стамбуле люди действительно сумасшедшие. Как раз в матчах между Галатасараем и Фенербахче. Даже бывают убийства и побои. При европейском сравнении фанаты Шальке и «Боруссии» еще кажутся лучшими друзьями.

За кого сегодня бьется ваше сердце?

Абрамчик: За обе команды. Поэтому я не даю никаких прогнозов, если вы на это надеетесь.

Могли бы вы себе представить, что в один день работаете в Шальке или в «Боруссии»?

Абрамчик: Если быть честным, то это моя мечта.

Манни Бургсмюллер: «Раньше считались только открытые травмы»

Манни Бургсмюллер, старый лис, уже в своей карьере одурачил сотни защитников. И если тем не удавалось остановить его своими грубыми подкатами, то он играл бы вплоть до старческого возраста. Интервью с самым успешным нападающим в истории дортмундского клуба, в котором мы поговорили с ним о его почти бесконечной карьере. За всю карьеру он провел в «Боруссии» 251 матч и забил 158 голов (учтены все турниры).

Герр Бургсмюллер, вы в Дортмунде забивали в свое время даже 27 мячей за сезон, но все равно никогда не были лучшим снайпером чемпионата.

Бургсмюллер: Потому что всегда был кто-то лучше, чем я (смеется).

Возможно, вы играли не в то время?

Бургсмюллер: Я как-то маме сделал упрек, что она меня слишком рано родила на свет. Почему не 30 лет спустя? (смеется)

Но вы, тем не менее, можете быть довольны своей карьерой.

Бургсмюллер: Да, конечно, это было прекрасное время. Кроме того, футбол стал несколько коммерческим, игроки зарабатывают в соответствии с этим много денег. Я вовсе не знаю, понравилось ли мне это. Потому что имеет ли тот игрок достаточное качество за свои деньги или нет, в этом можно сомневаться. Но хорошо то, что есть.

Вы – дортмундский самородок. В чем, по вашему мнению, различие между концерном «Боруссия» Дортмунд сегодня и рабочим клубом в ваше время?

Бургсмюллер: Это изменение ведь произошло не только в «Боруссии», оно затронуло так же и многие другие клубы, прогресс нельзя сдержать. Футбол управляется деньгами. «Боруссия» Дортмунд тогда ведь не была такой вдумчивой. Я бы сказал однажды, это всегда был клуб, который был очень живым и где много чего происходило. И то, что сейчас дошло до такой формы, это знак времени. Футбол стал по-настоящему коммерческим, и этому нужно подчиниться.

Вы играли тогда с такими игроками, как Цорк, Радукану или Хубер. Тогда это были так же и другие типы личностей?

Бургсмюллер: Это все были люди, которые твердо стояли на ногах, не витали в облаках и были из ближайшего окружения, за исключением Радукану, который был фактически единственным нашим иностранцем тогда.

Вы могли бы поверить еще раньше, что Михаэль Цорк станет менеджером?

Бургсмюллер: Да, почему нет? Если он в этой истории растет чисто, то это вовсе даже не вопрос. Он знает футбол, он знает спорт. И он знает вещи, которые могут случаться в клубе, так как он все это видел в течение своей длинной активной карьеры. И он это имеет. Итак, он отвечает теперь за спортивную часть в клубе.

Что было таким особенным в ваше время?

Бургсмюллер: Было нечто особенным то, что Вестфаленштадион был одним из первых стадионов вообще без беговых дорожек. И отсюда матчи по всей своей атмосфере были здесь неповторимыми. Кроме того, я ни в каком другом клубе не был так активен, как там – и это было очень прекрасно. Даже если я действительно очень позитивно вспоминаю о всех тех клубах, в которых я играл. Мне везде нравилось и я везде забивал голы.

Каким вы видите развитие соперничества между «Боруссией» и Шальке?

Бургсмюллер: Настолько тесно я не нахожусь в клубе, чтобы об этом судить точно. Но тут происходят вещи, которые происходили между «Боруссией» и Шальке всегда. Если бы этого не было, то тогда и не было бы соперничества между фанатами. Эти 2 раза в году, когда оба клуба встречаются друго с другом, это как таковые всегда игры и они всегда подогреваются какими-то внешними действиями. Должно быть просто так, чтобы сохранять это соперничество теплым. Футбол нуждается в этом здесь, в Руре.

Итак, вы это рассматриваете в качестве феномена Рура?

Бургсмюллер: Да, даже если существуют такие Дерби, как Бавария против Мюнхена 1860.

Наложил ли на вашу жизнь определенный отпечаток Рур?

Бургсмюллер: Я уже так считаю, потому что я тут родился и вырос. Я здесь провел большую часть моей жизни. И отсюда я бы мог так считать, что Рур наложил на меня свой отпечаток.

Вы были активны в спорте вплоть до 40 лет. Вы ожидали такую длинную карьеру?

Бургсмюллер: Вероятно, это как-то должно было быть предначертано. Но, конечно, я ничего не планировал. Когда я перешел из «Боруссии» в Нюрнберг, мне было 34 года. У меня тогда было только одно единственное предложение от клуба Рот-Вайсс Оберхаузен и я подумал «Если у меня больше ничего не будет, я вернусь обратно в Рур». Там я очень успешно сыграл четверть года, пока мне не позвонил Отто Рехагель и не сказал «Манни, я видел тебя в игре, нет ли у тебя желания перейти в Вердер?». Я тогда не особенно долго думал и сыграл еще раз более 5 лет в Бремене.

Вы должны быть много благодарны Рехагелю?

Бургсмюллер: Да, он ведь знал меня еще по времени в «Боруссии», он там был несколько лет моим тренером. Потом мы потеряли друг друга из виду. Но он меня, возможно, нет, он, вероятно, всегда наблюдал, ведь я был всегда игроком Бундеслиги, а он тренером. Потом у него была проблема с нападающими в Бремене. Он увидел меня, вероятно, в игре против клуба Ваттеншайд в гостях и, видимо, увидел, что у меня еще дела идут в некоторой степени (смеется). После этого последовал звонок и предложение от Вердера.

Полагаете ли вы, что сегодня еще возможно играть так долго?

Бургсмюллер: Да, это возможно, если после этого ты в некоторой степени активен и, что касается травм, остаешься здоровым. Нельзя разве что позволять себе серьезных травм, как, например, разрыв крестообразных связок. Тогда это возможно.

Вы должны платить дань своей длинной активной карьере?

Бургсмюллер: Да, у меня есть артроз. Это история от того раннего, из-за чего я должен был оперироваться. Моя правая лодыжка доставляет проблемы. Это было тогда в игре против Баварии при клубе Рот-Вайсс Эссен: я получил удар под лодыжку, и это была первоначальная травма, которая в Эссене была неправильно вылечена. Медицинская помощь раньше была другая. Тогда были понятны только открытые повреждения, именно так все шло. Тогда не было, как сегодня, когда даже при самой маленькой травме врач уже тут как тут и проводит рентгеновское обследование. Я, возможно, порвал связки или же повредил кость в сочленении, но спустя 2 недели играл снова. И в течение лет и десятилетий в силу этого стали возникать проблемы. Собственно, иначе у меня этого не было бы. Даже не растяжение и не разрыв мышц.

У вас есть тренерская лицензия. Будет ли в скором времени тренер Манфред Бургсмюллер?

Бургсмюллер: Верно, есть лицензия A. Мы смогли в мое время игры в Бремене съездить с некоторыми игроками в Хеннеф и получить лицензию. Были по будням в Хеннефе, а по выходным снова играли за Вердер. Я тогда подумал «Почему я не могу сделать это параллельно?». Но я никогда не использовал лицензию. Моим намерением не было после карьеры стать тренером. Моим намерением была всегда область менеджмента, и сегодня я – партнер сети магазинов спортивной одежды.

Кроме того, вы начали в то время, когда большинство начинают с тренерской карьеры, играть в американский футбол.

Бургсмюллер: Это была чистая случайность. В то время, когда это случилось, я пытался для компании Reebok Германия брать футбольные клубы под контракт с ней и оснащать их формой. Например, Гладбах, Бохум и другие. И тогда было так, что это вся NFL Европа, как тогда называлась еще мировая лига, была одета в Reebok. И тогда прежний менеджер команды Дюссельдорф Рейн Файр спросил об игроке, который хотел бы стать киккером. И те сказали «Вы можете спросить еще у Манни». И я тогда сказал «Да, идем. Я это сделаю». И я тогда недолго думал, так как нашел это интересно, отсюда вышли 7 лет.

И вы были очень успешны.

Бургсмюллер: Я выиграл даже 2 официальных титула и так же получил 2 прекрасных кольца, что является обычным для этой лиги.

Но футбол доставил вам больше удовольствия?

Бургсмюллер: Футбол – более прекрасный спорт. Но ясно, что я – футболист.

Ларс Риккен: «Это звучит сексуально иметь агента»

Коренной дортмундец и собственный воспитанник клуба, который прославился не только своими важными голами, но и преданностью «Боруссии», в которой провел 434 матча и забил 77 мячей, сегодня является одним из тех, кто отвечает за будущее дортмундской команды.

Когда-то Ларс Риккен высказывался недовольно о «некомпетентных типах» в руководстве, а сегодня он сам является функционером. В интервью один из действуюищх символов клуба говорит о важности школьного образования, о развитии Марио Гётце и почему игроки уже в 14 лет имеют агента.

Ларс Риккен, вы были в 15 лет уже профи в «Боруссии». Сегодня вы работаете в клубе в качестве координатора отдела по работе с собственными воспитанниками. Тянет ли вас все еще иногда самого на поле?

Риккен: Я все еще занимаюсь спортом, езжу на велосипеде, хожу в фитнесс-зал. Но борьба с другим игроком, в которой речь идет о том, чтобы быть быстрее, лучше и точнее, чем соперник, мне уже точно не по силам.

Было ли для вас тяжело привыкать к жизни функционера?

Риккен: Это ведь пришло ко мне не сразу на следующий день. Я мог настраиваться на это. В конце концов, я играл лишь только во второй команде клуба, и еще во время моей карьеры думал об этом постоянно.

Что является кругом ваших задач как координатора отдела?

Риккен: Он очень широкий. С одной стороны, я, так сказать, - «разрешение проблем». Иногда я помогаю в представлении VIP-персоны, а потом при планировании бюджета в области работы с молодежью. Собственно, я являюсь связующим звеном между профессиональной командой и отделом по воспитанию игроков. Вместе с тренерами юношеских команд я предлагаю игроков, которые могут однажды тренироваться вместе с основной команды, чтобы, тем самым, Юрген Клопп их лучше узнал. Кроме того, так же имеются обязанность по проведению переговоров о заключении контрактов с юными игроками. Все-таки в настоящее время почти у каждого игрока есть свой агент.

Это все звучит как о работе, занимающей все полное время.

Риккен: Рабочее время футболиста, конечно, приятней (смеется). Но работа координатора отдела по работе с воспитанниками для меня вовсе не является грузом.

Одним из первых ваших шагов в вашей должности было решение перевести в 2009 году Марио Гётце из команды «Боруссии» до 17 лет в команду до 19 лет.

Риккен: Это верно. Но я теперь не буду приписывать себе только лишь одно открытие Марио Гётце в качестве заслуг. Он уже тогда был известен как топ-талант. Таким образом, я его повысил в развитии вместе с тренерами юношеских команд. И так как он и в команде U19 тоже по-настоящему хорошо смотрелся, мы перевели его в основную команду, когда у него было время помимо школы.

Насколько это важно ходить в школу, помимо футбольной карьеры?

Риккен: Это лично для меня очень важно. Все-таки подавляющее большинство всех игроков не всегда добивается прыжка в сферу профессиональных игроков и уж тем более не все становятся зведами. Поэтому, конечно, мы хотим заботиться о том, чтобы наши игроки получили хорошее школьное или профессиональное образование.

Как клуб может это гарантировать?

Риккен: Мы стоим в тесном контакте со школами. И если у кого-то идут с футболом не очень дела, то я иду к директору и разговариваю с ним об игроке. И если игрок знает, что он должен так же и в школе показывать хорошие результаты, чтобы играть в «Боруссии», то это иногда действует как чудо.

Вообще возможно ли сводить воедино школу и футбол?

Риккен: Если сюда подключаются юниорские сборные Германии, то тогда тяжело. Именно поэтому у Гётце имеется около 200 извиненных отсутствий на занятиях. Так что игрок должен иметь большую дисциплину, чтобы получить аттестат зрелости.

Не вскидываете ли вы руки над головой, когда, например, такому игроку, как Юлиан Дрекслер приходит в голову прекратить посещение школы?

Риккен: Я этого в любом случае не посоветовал бы никому. Потому что вне зависимости от спортивных результатов в тебе еще должно быть что-то. Потому это важно иметь аттестат или же образование при себе. Но, в конце концов, это решение самого игрока.

Вы сами в свое время решились на получение аттестата.

Риккен: И совершенно осознанно. Но так же, конечно, еще нужно иметь тренера, который делает возможным посещение школы. У меня было 2,5 года в начале моего времени пребывания в профессиональной команде, чтобы закочнить с получением аттестата. Но это получилось только потому, что Оттмар Хитцфельд сделал это возможным. Он откладывал для меня тренировку до полудня на вторую половину дня, чтобы я смог утром пойти в школу.

Вы как-то сказали, что сегодня в работе с юношами все идет иначе. Что вы имели ввиду тем самым?

Риккен: Инфраструктура намного лучше. Раньше я вообще сперва должен был узнавать, где пройдет следующая тренировка. И кабины в раздевалках тогда были частично так плохи, что порой можно было найти плесень. На сегодня у нас современный тренировочный комплекс с обогреваемым футбольным полем. Имеются тренажерный зал и комната для фитнесса. Кроме того, тренировки стали лучше, индивидуальней. Помимо главного тренера и его помощника, есть так же тренер по атлетике для юниоров.

Так же и агенты сегодня представлены больше, чем раньше. Насколько это мешает вам в вашей работе?

Риккен: Недавно я говорил с родителями ребят из команды «Боруссии» до 14 лет и сказал «Если ваш сын играет ярко, то вы скоро получите звонки от агентов. И не один, а даже много». Лучше всего то, если сами родители заботятся о карьере своего сына.

Почему же тогда так много молодых ребят все же берут себе агента?

Риккен: Потому что это звучит сексуально «У меня есть агент». Как для игрока, так и для родителей. Они, конечно, могут охотно иметь агента. Но тогда они должны советоваться дома с ним. У нас не сидит ни один 14-летний игрок за столом со своим агентом. Нечто подобное мы разрешаем только с возраста 17-19 лет.

Нынешние юные игроки предположительно выглядят и играют взрослее, чем их предшественники. Могут ли они обходиться со СМИ лучше, чем вы это делали в свое время?

Риккен: Определенно. Они растут в мире масс-медиа и могут ориентироваться на игроков, которые пережили нечто подобное. Мехмет Шолль и я был в 90-ые годы первыми тинейджерами-футбольными звездами. И никто в клубе не знал, как нужно с этим обращаться. Тогда я позволял себе фотографировать себя с кучей знакомых и петь с ними. Сегодня никакой молодой игрок больше не стал бы этого делать. После 3 плохих матчей тебе будет вдалбливаться много всякой информации в уши. Сегодня Марио Гётце может закрываться от неправильно влияния Юргеном Клоппом и Михаэлем Цорком совершенно по-другому, чем это было 15 лет назад.

Что произойдет, если «Боруссия» снова становится сейчас успешной, что уже не нужна будет работа с юношами?